Гильермо дель Торо вновь доказал, что остается мастером превращения классики в живое искусство. Его новая экранизация романа Мэри Шелли Frankenstein — не просто переосмысление старинной истории о безумном ученом и его чудовище, а глубокое, трагичное исследование человеческой природы.

Главные роли исполнили Оскар Айзек (Виктор Франкенштейн) и Джейкоб Элорди (Монстр). С первых кадров становится ясно: это не мрачная готическая сказка, а философская драма о любви, утрате и наказании за гордыню.

Новая глубина Виктора Франкенштейна

В отличие от классической версии Джеймса Уэйла 1931 года, где персонажи служили скорее архетипами, дель Торо раскрывает Виктора как человека со сложной судьбой. Его стремление «победить смерть» рождается не из амбиций, а из детской травмы: смерть матери толкает мальчика к одержимости идеей.

Фильм открывается сценами из детства Виктора, в которых видны и нежность, и внутренний разлад семьи. Особую роль играет образ матери — ее потеря становится источником вечной вины и жажды искупления. Гениальный, но сломленный, Франкенштейн стремится оживить мертвое не ради науки, а ради любви — и тем самым рушит все, что ему дорого.

Гениальное решение режиссера — пригласить Мию Гот на двойную роль матери и невесты Виктора, Элизабет. Этот прием придает истории психоаналитическую глубину, отсылая к эдиповому комплексу: Франкенштейн бессознательно воскрешает мать в облике возлюбленной, повторяя круг страдания и вины.

Источник: Франкенштейн / CQ.ru Источник: Франкенштейн / CQ.ru

Трагедия Монстра

Если Борис Карлофф в 1931 году создал образ безмолвного, наивного монстра, то Элорди превращает существо в настоящего философа. Его герой — не урод, а человек, трагически осознавший свое одиночество. Он учится говорить, читает книги, размышляет о добре и зле, но сталкивается лишь с ненавистью.

Дель Торо возвращает истории изначальный замысел Мэри Шелли: чудовище — не зло, а жертва. Его ярость рождается не из «аномального мозга», как в старых фильмах, а из предательства создателя. Франкенштейн отвергает свое творение, как когда-то отец отверг его самого, и насилие передается, словно наследственная болезнь.

Особенно трогательны сцены дружбы между существом и слепым стариком. В них есть и свет, и надежда, но даже этот островок человечности обречён. После гибели старика от нападения волков семья прогоняет монстра, и он вновь остается один. Этот эпизод делает историю не просто страшной, а безмерно печальной.

Элизабет — больше, чем невеста

Персонаж Элизабет в исполнении Мии Гот — самостоятельная, умная, храбрая женщина. В отличие от пассивной героини в классической версии, она — ученый и интерес Виктора к тайнам жизни. Но, в отличие от него, Элизабет не переступает грань. Ее сострадание к существу, попытка понять его делают ее голосом совести в мире, где мужчины играют в богов.

Именно она первой называет чудовище не «оно», а «он», учит его говорить и, возможно, впервые дарит смысл его существованию.

Визуальное великолепие и дух готики

С визуальной точки зрения дель Торо создает подлинное пиршество — фильм наполнен живыми красками, барочными костюмами и символическими образами. Здесь чувствуются отголоски романтизма XIX века и эстетики Фрэнсиса Форда Копполы (Дракула). Каждая сцена словно ожившая картина: переливы света, стеклянные лаборатории, алые всполохи молний и шепот ангелов.

Музыка, написанная сдержанно, почти камерно, усиливает трагическое напряжение. Это не хоррор, а поэма о том, как человек теряет человечность, пытаясь обрести божественность.

Между страхом и состраданием

Дель Торо бережно сохраняет суть романа Шелли: чудовище — отражение создателя. Чем больше Виктор стремится к совершенству, тем ближе он к безумию. В финале зритель не может однозначно сказать, кто же и есть настоящий монстр.

Источник: Франкенштейн / CQ.ru Источник: Франкенштейн / CQ.ru

Если Уэйл создал канон поп-культуры — знаменитый крик «It’s alive!» и силуэт с болтами в шее — то дель Торо возвращает истории ее подлинное сердце. Его фильм — это не просто новая версия «Франкенштейна», а размышление о природе любви, смерти и ответственности за своё творение.

В эпоху, когда кино часто становится лишь зрелищем, дель Торо предлагает зрителю не ужас, а сострадание. Его Frankenstein — это одновременно шедевр визуального искусства и глубоко притча, где чудовище оказывается человечнее людей.

Заглавное фото: Франкенштейн / CQ.ru